Ирина Петрова: «Неонатология как тайна. Идешь на роды и не знаешь, что тебя ждет…»

Неонатология занимает особое место в медицине. В роддоме начинается жизнь нового человека. И та боль, и острота ситуации, которую претерпевает женщина, давая жизнь ребенку, требуют от врача большой внутренней силы и работы над собою. Вся профессиональная жизнь Ирины Петровой, врача-неонатолога высшей категории, заведующей отделением новорожденных, связана с родильным домом городской больницы №6 г. Перми. 26 лет подряд день за днём она приходит сюда на работу.

Мы встретились с Ириной Николаевной воскресным вечером в центре Перми в кофе. Выходные доктор проводит «на грядке», находя здесь для себя и отвлечение от работы, и релакс. Ирина Петрова – врач с открытой улыбкой и дружелюбным кареглазым взглядом. Вся Пермь знает, что в гайвинском роддоме новорожденными занимается эта уверенная в себе и простая в общении доктор.

Заведующая приходит на работу раньше своих сотрудников на час. В 6.30 – 7.00 её уже можно застать в своем кабинете. Поднимаясь на последний этаж трехэтажного здания, построенного в 50-ее гг. прошлого века, заведующая всегда заглянет в детскую и в палату интенсивной терапии (ПИТ). Возьмет стопку историй, чтобы просмотреть все записи и получить представление о жизни отделения за 12 часов ночной смены. В ПИТе проверит собран ли прибор для взятия анализа крови на КЩС и готов ли к эксплуатации аппарат ИВЛ. Если не собран или не готов, сама «зарядит» приборы к новому дню.

В родовом блоке Ирина Николаевна уточнит у акушеров, «сколько женщин в родах?», «нет ли внештатных ситуаций?», «как прошла ночь?». И только после этого тихонько пройдет в свой кабинет. Тихонько, потому что по соседству в ординаторской спит дежурант-неонатолог, забывшись тяжелым, усталым сном после ночной смены.

Утро в кабинете заведующей всегда начинается с полива многочисленных пышно цветущих растений, стоящих на столе, полу, подоконнике, шкафах. Потом Ирина Николаевна присядет за стол и будет листать истории. Самым оживленным моментом в рабочий день бывает утренняя пересменка докторов-неонатологов. Они обсуждают прошедшие сутки, женщин и детей. Планируют выписку и перевод маленьких пациентов. Находят ответы на вопросы во взаимодействии с разными родительницами. После все разбегутся: кто - на роды, кто – на операцию, кто – на обход, кто в ПИТ. Ирина Николаевна, несмотря на заведование, ведет пациентов как лечащий доктор, дежурит, бегает на роды.

Предложение встретиться и поговорить о работе врачом, Ирина Петрова приняла с изумлением и позитивом. «Только вы спрашивайте, сама-то я не знаю, что говорить» - напутствовала она меня. И я задала самый обычный, дежурный вопрос: «А почему, собственно решили стать врачом?».

- Когда я училась в восьмом классе, мама тяжело заболела и попала в больницу. Эта ситуация и приоткрыла мне дверь в медицину.

- А почему вы пошли на педиатрический факультет?

- Я всегда любила детей. Начиная со второго класса часами возилась с соседскими детьми. Будучи школьницей, работала санитаркой в роддоме шестой городской больницы. В десятом классе стала серьезно готовиться к поступлению в мединститут: подготовительные курсы, репетиторы, задачки, книжки… И вот я – студентка мединститута.

- Вы сказали, что любите детей. А как с годами трансформировалась эта любовь? Когда столько лет отдано профессии…

- Новорожденные дети – пациенты, которые никогда не обманут. Если ребенок болен - видно сразу. Не сосёт грудь. Не прибавляет в весе. Нам, детским докторам, удивительно наблюдать за тем, как взрослые врачи «боятся» маленьких пациентов. Один анестезиолог, который приходил к нам на кесарево сечение в роддом, искренне удивлялся, что на ребенка заводится история болезни: «Вы что, их лечите еще? А что там пишите? Как вообще их понимаете?». А я ребёнка читаю как книгу. Еще с годами появляется интуиция: смотришь на него и чувствуешь, что что-то не так. Когда я только приступала к работе, что у нас было? Глаза, уши да общий анализ крови. Даже аппараты для поддержки дыхания мы делали с помощью резиновой перчатки. И спасали детей! Сейчас я часто говорю начинающим врачам, что многие дети сами себя лечат. Надо оставить их в покое. Но это приходит с опытом работы - интуиция и профессионализм.

- Расскажите про годы учёбы в вузе.

- Всё началось с картошки. Традиционно для советского времени. Нас – первокурсников – отвезли на край света в колхоз «Голдыревский». Жили в пожарном депо, спали на двухэтажных кроватях, сушили одежду перед какими-то огромными вентиляторами, есть ходили в столовую километра за два от лагеря. В общем, было смешно и интересно. Там окрепло наше студенческое братство. А за пять дней до выезда выпал снег: мы были как французы в зимней России. Надели всё, что у нас было, но от этого не согрелись, зато выглядели очень жалко. Такое было время… (смеётся).

- Какой был год?

- Я поступила в 1986 году. У нас была группа №13. Помню, как после «картошки» окунулись в учёбу. Пришли на анатомию, а преподаватель говорит: «Несите кости». «Какие кости?» - спрашиваем. «Из лаборантской». В общем, в тот раз она выставила нам колонку двоек за незнание наименований отделов позвоночника на латыни. Так мы и вошли в будни медицинского студенчества.

- А что особенно тяжело давалось из предметов?

- О-о-о! (вздыхает и одновременно улыбается). Физика, конечно же, и высшая математика. Не понимаю, как я все решала. И до сих пор не знаю, зачем все это нужно студенту-медику. У нашей группы, кстати, куратором был физик. Помню, он заболел, мы пошли его навещать в хирургию. Попросили Сашу-однокурсника – такого простого деревенского парня – купить цветов. Он и принес что-то в газету завернутое. Спрашиваем: «Ты какие цветы-то купил?». Говорит: «Четыре гвоздики». «А зачем четыре-то? Не похороны же». «На сколько хватило, столько и купил». Мы были молоды и со всей молодой прытью и открытостью познавали жизнь. Такие открытые всему и в чём-то даже беззащитные…

- В годы учёбы вы стали мамой…

- Классика жанра! Вместе учились, поженились. После первого курса мужа забрали в армию, а я осталась беременная. Сдала досрочно сессию и родила дочь Машу. На меня, конечно же, огромное впечатление оказали собственные роды. Потом, когда пошла работать, часто вспоминала себя, свои трудности, старалась помочь роженицам и родильницам. Я и сейчас, совершая осмотр, очень много времени уделяю рекомендациям. Так и говорю женщинам: «Мы, неонатологи, как переводчики. Переводим с детского языка на взрослый. Учим матерей понимать своих детей». Я твёрдо уверена, что к каждой женщине можно найти подход. Например, если акушерка опытная, то роженица никогда не будет кричать. В моем роддоме, куда я пришла после вуза, работали акушерки от Бога. Я с замиранием сердца следила, как они ювелирно «выводят» головку ребенка или плечики, сохраняя целостность тканей промежности.

- За что Вы любите свою работу?

- Неонатология как тайна. Никогда не знаешь, с чем придется столкнуться в следующий момент. Раньше-то и УЗИ не делали беременным женщинам. Было много пороков сердца, например. Со многим встречаешься впервые: однажды на родах с доктором Ю.И. Жихаревым «рожали» тератому. Родилась голова и плечики, а дальше ребенок не идет. Пошли в операционную. Оказалось, что тератома больших размеров мешала выходу ребенка из родового канала. Извлекли, ребенок был тяжелым. Впоследствии узнала, что он умер. Вообще, вся жизнь больницы открывается тебе только на дежурствах. Поэтому я всегда беру себе дежурства.

- Какую роль в работе неонатолога играет медсестра?

- Хорошая медсестра – 70% успеха. В экстренных ситуациях только с полувзгляда мои медсестры понимают, что нужно подать или сделать. А еще медсестра помогает женщине правильно прикладывать ребёнка к груди, ухаживать за ним. Когда начинающий доктор приходит работать - медсестра его многому учит. В этом преемственность. Вообще, процесс обучения персонала – большой труд. Часто неоцененный. Я как руководитель вкладываюсь в каждого нового сотрудника. Это такой человеческий капитал, который делает наш роддом больницей, где оказывают качественную помощь роженицам и детям.

- Ирина Николаевна, пожалуй, неонатология как раз проходила становление вместе с Вами. Как это происходило?

- С четвертого курса учебы в вузе я пошла работать медсестрой в открывшуюся реанимацию новорожденных детской больницы №13 в Перми. Там меня доктора научили работать руками, и, главное, не бояться такой работы. Интубировать, делать катетеризацию сосудов… тогда в обиходе были простейшие аппараты ИВЛ. Например, «Млада» и «Вдох». Имели лишь функцию «вдох» и «выдох». А что сейчас? Новейшее оборудование с огромными возможностями для оказания высококвалифицированной помощи. Научить-то доктора управлять машиной я могу, но главное то, что в голове. А еще мы пытались понять, как организовывать помощь в родильных домах. Помню с какой-то гуманитарной программой к нам приехали коллеги из Швеции. Привезли два аппарата ИВЛ, отсос, прибор для взятия анализа крови на КЩС. Также привезли новую философию работы с нашим контингентом. Нас собирали в рабочие группы, чтобы мы играли в ролевые игры. Один врач – врач, другой – медсестра, третий – роженица, четвертый – отец будущего ребенка. И вот мы оттачивали ту или иную ситуацию. Вот были баталии! Кто-то кричал: «Ну как же можно не брить женщину перед родами? Давайте тогда и в зубах будем палкой ковырять?». А как персонал воспринимал стратегию совместного пребывания женщины и ребенка? Говорили: «Нам же неудобно!». Приходилось объяснять, что главное - это удобство пациентов, а мы – на работе.

- Помните Ваши первые дни работы в роддоме при МСЧ №7 (ныне городская больница №6)?

- Туда мне предложил пойти неонатологом реаниматолог Оськин Сергей Владимирович. Приехала, а акушеры с неонатологами чай пьют: роддом был на ремонте. Так и состоялось знакомство. Заведовала отделением новорожденных тогда, в 1993 году, Ксения Петровна Березина. Именно она научила меня ведению новорожденных, как я говорю, здоровых детей. Я-то пришла, заточенная на реанимацию, а тут 90% работы - с обычными женщинами и их детьми. Очень много уделялось внимание налаживанию грудного вскармливания. Но было много и «острых пациентов». В ПИТе лежали по пять-семь детей, из которых большинство – недоношенные. А еще у тебя роды, а еще обход целого этажа мамочек с детьми. Работали на износ. У нас был только один аппарат ИВЛ, поэтому мы сооружали приборы по методу Грегори из резиновой перчатки. Один палец – подача кислорода, второй – ведет к пациенту, один опускаем в воду, чтобы создать положительное давление на выдохе. Представляете, так раньше спасали детей!

- А сейчас как течет работа? Вы с 1999 года стали заведующей?

- Сейчас, конечно, многое поменялось. С появлением городской неонатологической службы в МСЧ №9 и Пермском перинатальном центре к нам стали меньше поступать женщины с патологией. Но все же в среднем мы имеем около двух тысяч родов в год. Есть некоторые кадровые трудности, доктора работают на полторы-две ставки. Как тут не выгореть? Но врачи не выгорают, а, напротив, «горят» на своей работе. Наши пациенты – благодарные. Только вложишь в него, и тут же видишь отдачу. А вот среди недоношенных детей все равно высок риск инвалидизации. Поэтому я люблю именно физиологический роддом. Мое место здесь. Когда нас закрывали на ремонт, я едва выдержала четыре месяца в отделении патологии новорожденных. Там все понятно и однообразно. А мне нужен адреналин.

- Изменились ли пациентки за годы Вашей работы?

- О-о-о, разные пациентки. К нам приезжают рожать из пермской глубинки. Женщины с уровнем знаний крестьянки. Они готовы кормить детей коровьим молоком, не знают, что такое памперсы и зачем сдавать анализы. Важно обучить их правильному уходу за ребенком, научить каким-то сигналам для распознания нездоровья. Думаешь про них: «Они же уедут с детьми в свою деревню и что дальше?». Среди рожениц немало женщин из стран СНГ. Узбечки, таджички, киргизки… многие не понимают русский язык, но и с ними нужно взаимодействовать. Я всегда с удовольствием отмечаю, что наши акушерки очень внимательно и бережно относятся к таким женщинам, все объясняют, помогают в родах. Интересный контингент – цыганские матери. Вот уж они наговорят сто причин, чтобы покинуть роддом, а потом прийти за ребенком дней через пять. Но я их причины наизусть знаю. Начинаю разговаривать и снова нахожу подход. Я действую в интересах ребенка. Иногда, конечно, мы отказываемся неготовыми к высокому уровню подготовленности современных родителей. Например, когда мужчина просит выложить ребенка ему на грудь после рождения. Медсестры переговариваются, а я объясняю, что это – импритинг, то есть формирование привязанности у малыша к отцу. Меня радует, что таких родителей становится все больше!

- Вы – не только врач, но и заведующая. Какой Вы руководитель?

- С годами я очень изменилась, стала спокойнее и увереннее. Всегда помню о том, что у конфликта – две стороны. Никогда не делаю выводы скоропалительно. Говорю себе: «Тебе надо с этим «переспать». И, действительно, на утро приходит ясность ситуации. Я хочу, чтобы пациенты понимали, что у врача нет задачи навредить. А СМИ сейчас формируют далеко не положительный облик врача. Говорят об ошибках, врачах-оборотнях. Кто говорит о подвиге простого терапевта, хирурга, педиатра? Никто! А нас работа лечит, как бы тяжело не было. Болеют наши собственные дети, уходят мужья, умирают родители. Но мы приходим на работу и здесь переключаемся. Полностью отдаемся делу, которое любим и знаем.

- Как Вы реагируете на отказы от детей?

- Раньше много отказывались. Недавно я пересматривала архив дел отказников: там целые пачки – по тридцать-сорок за год! Но если посмотреть на женщину с её позиции: что заставило принять решение об отказе? Наверное, оно просто так не принимается. Жалко таких матерей. Я чувствую обычно, с кем стоит, а с кем не стоит пытаться найти возможность оставить дитя. Недавно был такой случай. Родила девятнадцатилетняя девочка из края. Мама у нее врач где-то в поселке под Пермью. В семье и не знали, что их дочь родила. А я вижу, что молодая мама не крепка в своем решении. Говорю: «Позвони маме и скажи ей. Она точно скажет, что дочку твою надо оставить». Девушка: «Я боюсь звонить, позвоните Вы». Я позвонила, объяснила. Теперь ребенок живет в семье и все у них хорошо. Так что приходиться быть немного психологом.

- Ирина Николаевна, а что будет завтра?

- Что будет? Понедельник. И я снова приду на работу в роддом. Как прихожу уже двадцать шесть лет.

Наталья Ханова
Фото: Маргарита Пешина