«Направлено на жизнь»: чем немецкое школьное образование отличается от российского
В самом начале декабря 2019 года в рамках образовательного проекта повышения квалификации руководители пермских школ и представители департамента образования администрации г. Перми прошли обучение в Академии менеджмента DMAN в городе Целле (Германия). Поездка прошла в форме специальной школы-семинара. О выезде нам рассказал директор пермского лицея №2 Анатолий Викторович Чепурин.
«Перемена-Пермь»: Как пермские педагоги оказались в Германии?
А.В.Чепурин: Выезд был частью курсовой подготовки руководителей образовательных учреждений. В нём приняли участие около тридцати человек – те, кто в течение учебного полугодия проходил курсы на базе ПГГПУ по специальному профилю. Наверно, его можно назвать «социальное управление». Частью этой курсовой подготовки была стажировка в Германии. На ней мы познакомились с немецкой системой образования. Интересно было посмотреть, как там устроена инклюзия, как осуществляется индивидуализация образования, профориентация, посредством чего обеспечивается непрерывная связь и преемственность между школами и учреждениями профессионального образования.
«П-П»: Учреждения профессионального образования – это вузы?
А.Ч.: Нас больше интересовало среднее профессиональное образование. Там совсем другая система. Она очень вариативна, но при этом относительно ограничена. С одной стороны, как мы сформулировали с коллегами, в немецкой системе образования есть место для каждого. Но в то же время сменить вектор обучения очень сложно. Например, ученик реальной или основной школы не сможет получить высшее профессиональное образование на тех же условиях, что и выпускник гимназии. Он получит так называемую «абитуру». Поэтому многие дети переходят в гимназию после пятого класса или в любое другое время. После реальных и основных школ ученики уходят получать, переводя на наш язык, среднее профессиональное образование. В Германии существуют профессиональные школы, готовящие выпускников по строго очерченному профилю. Высшее образование они смогут получить только по нему. Переход из одного профиля в другой – очень долгий процесс. Но немцы не видят в этом трагедии. Они очень спокойные. Взрослых людей такая система устраивает. Конечно, как и у нас, в образовательной системе Германии есть перекосы, связанные с востребованностью рабочих профессий и желанием молодёжи получать высшее образование. Существует некое противоречие: очень много рабочих мест на простые профессии с хорошей зарплатой и достойными условиями труда, но школьникам гораздо интереснее высшее образование.
«П-П»: Чем отличаются немецкие методы образования?
А.Ч.: На одной из экскурсий в школу мы могли «подглядывать» за тем, как ведутся уроки. Меня и моих коллег восхитило спокойствие в самом учебном процессе. Нет гонки за большими объёмами знаний и сложными темами. Каждый ребёнок осваивает материал в своём режиме.
Как-то мы зашли на урок в пятый класс, в котором училось всего человек восемнадцать-двадцать. Урок математики, тема – координаты. Смотрим – дети сидят и играют парами. Одни рисуют по координатам, у других – партия в морской бой. Казалось бы, что здесь такого? Но это ведь не было специально подготовлено. Мы попросились на урок, и нас завели в этот класс случайно, прямо во время рабочего процесса. А там кто стоит, кто лежит. Царит свобода. Дети очень живо на нас отреагировали, захотели вступить в контакт. Учительница абсолютно не возражала. Мы понимали, что срываем урок. При этом среди нас не было тех, кто владел бы немецким языком, поэтому мы говорили по-английски. Для детей английский тоже был иностранным, и нашего школьного уровня было достаточно для общения. Мы со всеми познакомились, спросили, нравится ли им учиться. Пообщались буквально десять-пятнадцать минут. Когда мы извинились перед учительницей, она, может быть, с долей иронии сказала: «Не переживайте, это всего лишь математика». Однако мне кажется, что учительница была серьёзна.
Выходим из кабинета. Стоит стол, за ним – педагог и три ученика. Они занимаются тем же самым, что и дети в классе, но индивидуально. Как оказалось, это – одноклассники, не соблюдавшие дисциплину урока. Их вывели, чтобы они не мешали другим детям, и организовали для них индивидуальную работу. То есть в классе работает не один педагог. Правда, функциональную роль второго мы так и не выяснили. Может быть, это социальный педагог или тьютор… Мы просто не видели смысла вдаваться в эти подробности, потому что не знали, насколько такой подход применим к нашим реалиям. Кто у нас в коридоре может обучать ребёнка индивидуально?
Каково же было наше удивление, когда на лестнице мы увидели ещё двоих мальчишек, работавших самостоятельно. Причём задание они уже выполнили, и сами разбирали тему дальше. Мы спросили у мальчишек, почему они не в классе. Они сказали, что им всё легко даётся, и разбирать материал вместе со всеми им неинтересно. Является ли это системой? Везде ли обучение проходит именно так? Сложно ответить. Это просто единичное наблюдение.
В следующий раз нас мы попали на урок, наверное, десятиклассников той же школы. Там были два класса – обычные дети и дети с задержкой в развитии. У нас есть похожие классы компенсирующего обучения. Темы обеим группам преподавали разные. Сидят четыре человека, с ними работают педагог, тьютор. Они занимаются математикой. Мы попросили материалы. С одной стороны, это очень смешно, ведь этим детям раздали раскраски по номерам. С другой стороны, мы видим математику – действие с многозначными числами (если не ошибаюсь, с трёхзначными).
«П-П»: В десятом классе?
А.Ч.: В десятом классе. Скорее всего, мы застали этап повторения. Конечно, они проходят и другие темы, но арифметические действия актуальны в любом классе. У нас тоже в десятых-одиннадцатых классах повторяют арифметику, потому что все привыкают к калькулятору. А здесь – счёт столбиком.
Больше всего удивило другое. Ученики не решали абстрактные задачки. Ученики считали деньги. Все те же самые примеры, но везде стоит значок евро. Я не знаю, хорошо это или плохо, но, как учитель математики, для себя кое-что зафиксировал. В наших школах мы решаем примеры с абстрактными числами – непонятно, что мы считаем. Здесь иной уровень мотивации.
«П-П»: То есть ученики, окончившие немецкую школу, оказываются более подготовленными к жизни и востребованными на рынке труда, нежели россияне?
А.Ч.: Не совсем. Выпускники нашей системы образования всегда ценились и ценятся. Сегодня в мире гонка за выпускниками российских школ. Огромное количество международных программ с грантами на обучение – Финляндия, Чехия и другие страны дают бесплатные места в высшей школе на определённых условиях. Наши ученики там – самые лучшие. Наше образование – более фундаментальное и серьёзное. Однако немецкое образование больше направлено на жизнь. Сложно сказать, что лучше. Идеал – сочетание этих двух подходов. Может быть, где-то он и есть, но мы не увидели его за столь короткий промежуток времени.
«П-П»: Вы упомянули тьютора, который занимался с детьми в коридоре. Речь идёт об игровых практиках? Нельзя ведь знать все предметы на достаточном уровне.
А.Ч.: Если мы говорим о пятом классе, это может быть любой учитель. Речь не о методике преподавания, например, математики, а о мотивации, заинтересованности. Ведь есть учебники, рабочая тетрадь. Нужно просто усадить ребёнка, ответить на его вопросы, замотивировать, направить, сфокусировать внимание на каком-то моменте. Так что это, скорее всего, был тьютор, который помогает таким детям.
Поразило и ещё кое-что. В той же самой группе находилась девочка-колясочница. Степень нарушения неизвестна. Девочка плохо разговаривала. Рядом сидел отдельный педагог и выполнял с ней на планшете какие-то задания. Их периодически проверял учитель, который работал со всем классом. Мы – по крайней мере, я – понимали инклюзию так: сидит двадцать человек в классе, к ним просто присоединяются те же самые колясочники, и все занимаются по одной программе. Раньше такие дети обучались на дому, но сейчас им даётся возможность выйти в класс и заниматься вместе с другими детьми. В Германии программы разные, а ученики всё равно сидят в одном классе. И это, наверное, важно, потому что этот ребёнок ни в малой, ни в большой группе обучаться не сможет. Ему нужно индивидуальное обучение, и оно обозначено. Но этот человек находится не в отдельном классе или дома, то есть в комфортном для него пространстве, а вместе с остальными ребятами. Они видят, что есть такие дети, он видит, что есть другие. Так в Германии выглядит естественная безбарьерная среда.
Здесь даже терминология немного другая. Инклюзия для немцев – это не только о детях с нарушениями, связанными со здоровьем, но и о ребятах с особенностями поведения. У нас есть школы открытого и закрытого типа. В последних учатся дети с поведенческими девиациями. Тем самым создаётся отдельная среда для них. Мы сейчас уходим от этой системы, пытаемся перейти к инклюзии, чтобы все дети учились в одной школе. Но необходимо понимать, что ребёнку с особенностями нужно отдельное внимание. Нужен человек, который сможет уделить это внимание. Мой лицей – учреждение специфическое: здесь только старшее звено, и подобных проблем у нас нет. Но, работая в обычной школе, я понимал, что есть такие дети. Мы, конечно, пытались найти решение. Если бы я работал сейчас в обычной школе, я бы начал развивать социально-психологическую службу. В своей предыдущей школе в Соликамске мы к такому решению и пришли. Социальный педагог помогал выполнять ребятам задания, находить общий язык с конкретным педагогом и с одноклассниками. Такой вот друг и персональный помощник в школе, помимо классного руководителя.
«П-П»: С точки зрения материально-технического обеспечения школы Германии отличаются от наших?
А.Ч.: Конечно, это небо и земля. Во-первых – это другая климатическая зона. Во всех помещениях, в которых мы были, стоят огромные окна, которые дают много света без приборов. Сами помещения тоже превосходят наши по площади. Во-вторых – это другой финансовый норматив. Конечно, нам показывали не самые худшие школы, но всё равно видно, что оборудование везде самое современное – интерактивные доски, компьютерные классы и т.д.
Однако само оборудование не ставится во главу угла. Принципиальной является среда, жизнь в школе, неформальная обстановка. Многие участники выезда отметили некую фривольность. Например, расстановка мебели в классе зависит от детей и определяется по принципу «мы захотели поставить так, поэтому мебель стоит так». Ребята на переменах не сидят в классе – они в коридорах или на уличных площадках играют. Их рюкзаки, штук тридцать сразу, не на специальных полочках в это время находятся, как у нас в некоторых школах, а просто свалены в углу. В классах нет гардероба – в лучшем случае выделено несколько вешалок. Но лишь в исключительных случаях одежда там висит. Она, как правило, также свалена на стул, а рюкзак валяется рядом. Какая-то небрежность присутствует в школе. Мои коллеги спрашивали: «Почему такая небрежность внутри, но когда мы выходим на улицу, во взрослую жизнь, везде чистота и порядок?». У нас в школах всё должно быть по полочкам, всему своё место, везде свои правила. А за границами школы никаких правил нет. Большинство выходит за рамки дозволенного. В Германии всё наоборот.
Много в последнее время говорится также о навигации по школе. Нам её сейчас надо выстраивать, а в Германии всё это давно реализовано. Зашли мы, например, в Министерство образования. Табличка на двери: «5.0.13» обозначает «пятый корпус, нулевой этаж, тринадцатый кабинет». Ничего лишнего.
Возможно, это специфика тех учреждений, в которых мы были, может быть, не стоит обобщать. Это общее образование. В профессиональном по-другому всё. Мы не были на самих занятиях, но там всё более дисциплинированно, ближе к нам. Есть индивидуальные шкафчики, нет такого бардака, небрежности.
«П-П»: То есть условные ссузы в Германии более упорядочены, чем школы?
А.Ч.: Может быть, там уже другой уровень дисциплины. Реальная демократия, которая существует в основной школе, помогает научиться этой дисциплине. Она становится естественной, когда ученики выходят на уровень профессионального образования.
«П-П»: У них те же одиннадцать классов?
А.Ч.: Нет, там тринадцатилетнее обучение. Уровни примерно те же, что у нас – дошкольное, начальное, среднее образование. Среднее общее образование, если по-нашему, только в гимназиях. Окончившие основную школу немцы выходят на уровень СПО.
Специфика нам до конца не понятна, потому что у нас ментальность другая. Если идти издалека – по итогам Ялтинской конференции в 1945 году было решено, что Германия должна стать федеративным государством. При этом установлена была не чёткая вертикаль власти, а высокоуровневая федеральная самостоятельность (региональная, если говорить о субъектах). Федеральные земли там до сих пор имеют высокий уровень независимости в принятии решений, в том числе и по вопросам образования. То есть эта сфера – в компетенции федеральных земель, поэтому специфика образовательной системы в одной земле может отличаться от другой.
В одних землях к начальной школе относятся первые-четвёртые классы, в других (например, в Берлине и Бранденбурге) – первые-шестые. Это первичная ступень. Дальше – основная или реальная школа. Это пятые-девятые или пятые-десятые классы. Следующая ступень – одиннадцатые-тринадцатые классы, но её ввели только с этого года. Немцы говорят: «Мы были на эксперименте по двенадцатилетнему обучению. Он не удался, и мы возвращаемся к тринадцатилетней системе». Мы с коллегами не смогли припомнить в истории отечественного образования ни одного эксперимента, который бы признали несостоявшимся. А немцы вернулись, откатились к какой-то предыдущей точке. Это восхитило.
У нас учат одиннадцать лет, лишь бы быстрее детей выпустить. А у них тринадцать лет ребёнок в школе может провести, если собирается в вуз. Старшая школа, что мне было интересно – это не наши десятый и одиннадцатый класс. В Германии это одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый классы. Три года, но та же самая программа. В чём специфика? Год – общеобразовательная подготовка, профориентация, профилизация в самой школе, и оставшиеся два – освоение профиля. А у нас пришёл – и в омут с головой. Два года по профилю, ещё и до первого февраля одиннадцатого класса нужно выбрать экзамены. То есть полтора года на всё про всё, потому что после первого февраля подготовка идёт по накатанной, и ничего уже не поменяешь.
«П-П»: А экзаменационная система в Германии какая?
А.Ч.: У них нет единого государственного экзамена. Есть так называемый «абитур», который получают по итогам двенадцати или тринадцати классов. Этот результат нужен для поступления в вуз. К тому же, до девятого класса допустимо безотметочное обучение.
«П-П»: Без оценок?
А.Ч.: Без отметок. Оценка, оценочное суждение – это «хорошо»-«плохо». Отметка – это «один», «два», «три», «четыре» и «пять». Отметки могут не выставляться, но не все придерживаются этой рекомендации – они всё равно появляются. Со слов местных, вся начальная школа учится без отметок. Для того чтобы перейти, например, в гимназию, достаточно характеристики из предыдущей школы. Характеристика основывается на наблюдениях педагога.
«П-П»: А гимназий там не больше, чем у нас?
А.Ч.: Нет.
«П-П»: То есть при том, что поступление сравнительно лёгкое, они не настолько востребованы?
А.Ч.: Нет, они востребованы. Конечно, на уровне системы мы анализу всё это не подвергали. Мы не спрашивали, есть ли у них перенасыщение, обучение в две-три смены. Скорее всего, здесь проблема связана с демографической ситуацией в Германии. Страна открыта к новому населению. Поэтому проблемы перенасыщения в демографии просто не стоит. Нормально существуют и гимназии, и основные школы. Но это уровень земли, с которой мы знакомились. В других регионах может быть по-другому.
«П-П»: Но у них из более профильных учебных заведений только гимназии, не лицеи?
А.Ч.: Да, этот уровень образования называется у них «гимназия».
«П-П»: Но гимназии бывают разных профилей?
А.Ч.: Да, и они нас поразили. Как мы поняли, в той основной школе, где мы были, один класс профилизировался как «Исследователи» – каждый ребёнок пишет какой-то проект. Другой класс – «Всезнайки». Мы не поняли, чем они отличаются от «Исследователей». Скорее всего, исследователи химичить любят, а всезнайки просто книжек много читают. Третий, самый необычный – «Игра на духовых инструментах». У них есть свой духовой оркестр, который сопровождает все мероприятия. Он может быть известен на весь город или на всю землю. Четвёртый профиль – «Хор». В каждой параллели есть такой профильный класс. То есть профилизация заключается в навыке, который понадобится в жизни: петь песни, играть на музыкальных инструментах, веселиться. Но это уровень гимназии. В старшей школе, конечно, тоже есть профилизация, нам показали разные учебные планы. Но программа не так перенасыщена. Учебный план намного короче нашего по перечню предметов.
А ещё у каждого ученика в школе есть своя фирма. Они учатся организовать собственное дело. Пасеки, керамические мастерские и т.д. То же – со средним профессиональным образованием. Акцент делается на том, чтобы передать детям ремесло. Потом можно получить другую профессию, но самое главное – чтобы ты умел что-то делать руками.
«П-П»: А что такое «дуальная» система обучения?
А.Ч.: Это среднее профессиональное образование и всё, что связано с ним. Я не из этой системы, но предполагаю, что наша реформа среднего профессионального образования – это опыт Германии. У нас система СПО тоже сейчас выстроена в рамках дуального. Но, мне кажется, там есть определённая специфика, которая не учтена у нас. По крайней мере, я о таком не слышал.
В Германии смысл дуального образования заключается в том, что студент не просто учится – сорок процентов времени он осваивает теорию, шестьдесят – проходит практику на предприятии. И его труд оплачивается. У кого-то по одной профессии – условные пятьсот евро, у кого-то – полторы тысячи по той же самой профессии, но в другом предприятии. Почему такая разница? Разные предприятия – разный уровень дохода, как и у нас. От тебя зависит, какое ты найдёшь себе предприятие. Это задача ученика в Германии – найти того, кто с тобой заключит договор о дуальном образовании. И только после этого ты идёшь в СПО.
«П-П»: Это что-то сродни нашему целевому набору, но с большим охватом?
А.Ч.: Да. У нас целевой набор, мне кажется, в большей степени направлен на высшую школу. Насколько я знаю, в среднем профессиональном образовании ты приходишь в ссуз, и это его задача – найти тебе предприятие. А в Германии задачи такой у учреждений СПО не стоит.
«П-П»: Насколько там велик охват средним профессиональным образованием?
А.Ч.: Он не достаточен. В Германии тоже есть перекос в сторону высшего образования. Они агитируют на среднее профессиональное, и я восхищён тем, как выстроена эта система взаимодействия. Профессиональная школа, в которой мы были, заинтересована в том, чтобы к ней пришли дети. Она сама выстраивает договорные отношения с общеобразовательными школами. Мы в Соликамске в своё время эту систему выстроили тоже. Это была инициатива школ, мы вывели её на уровень муниципалитета. Создали систему профессиональных проб и практик на базе учреждений среднего профессионального образования, и всех девятиклассников по всей системе СПО проводили. Мы говорили ученикам: «Может быть, вы никогда не захотите здесь учиться или работать, но как иначе вы узнаете, ваше это или не ваше? Зайдите в техникум, попробуйте ту или иную профессию и делайте выводы. Вдруг понравится?».
На самом деле, если мы говорим о том, что шестьдесят процентов выпускников идут в СПО – а это бо̀льшая часть выпускников – то мы помогаем им в самоопределении. В Германии логика та же самая. Но там нет такой массовости. У профессиональных школ есть пара-тройка общеобразовательных школ, с которыми заключены соглашения. Они проводят тридцати-тридцатишестичасовые программы профпроб по элементарным навыкам. Причем не по навыкам будущего, а именно по реальным: обработка дерева, металла, конструирование чего-либо, автослесарное дело. Там стоят стенды, механизмы, например, условная последняя версия «Тойоты» как демонстрационный стенд. Они её разбирают, собирают, изучают. Непосредственно предприятие выделило эту машину за очень символические деньги. Я не совсем понял, был ли это действующий образец или модель, прототип. Но большинство её элементов были открыты для изучения.
Механизм взаимодействия школы и СПО работает примерно так. У школы по программе есть какое-то количество часов уроков технологии. Она заключает договор с ссузом и передаёт преподавание ему. Преподаватель СПО получает зарплату у себя на рабочем месте за работу с детьми из школы, а всё оборудование и расходные материалы оплачивает местная земля. Всё выстроено в системе.
Наша, российская проблема – в разных уровнях подчинённости. Общее образование находится в ведении муниципалитетов, а профессиональное – в ведении края. У нас разные кошельки. Не отработан механизм расчётного норматива. А сколько денег я должен отдать? Как их отдать с местного бюджета в краевой? Это невозможно.
«П-П»: А было ли что-то, что Вы или Ваши коллеги можете реализовать уже сейчас в наших школах?
А.Ч.: Сложно сказать. Два раза за время пребывания я услышал в конце посещения какого-либо учреждения вопрос «Что вы возьмёте с собой? Мы понимаем, что вы увидели много. Об этом нужно сейчас забыть. Это не реализуется, потому что у вас система другая». И так – с большинством знаний о немецком образовании.
Что на самом деле можно взять? Конечно, не хотелось бы мелочиться. Возвращаясь, например, к навигации по образовательным учреждениям – у меня проект для лицея уже был почти готов, но сейчас я на него посмотрел по-другому. Мы его переделаем и в течение этого полугодия запустим новую навигацию.
Я восхитился также культурой встречи гостей. Культурой не запрета. У нас – нельзя и всё. У них тебе объяснят и докажут, почему, например, не стоит курить на территории здания с тысячелетней историей. Немцы знают ценность мест, где находятся.
Мы понимаем, что есть определённый уровень культуры, стандарт. Наверное, нужно начинать его выдерживать самим, для себя эту планку устанавливать потихонечку. Дети, которые у нас учатся, будут это подмечать, и для них это будет нормой. Значит, они дальше пойдут и будут эту норму транслировать на своих будущих учебных и рабочих местах. Систему легко изменить, начиная с себя.
Дмитрий Шилов
